Гривна. Новгородский тип. XII – XIII вв.

Страны Западной Европы прекратили поток серебряной монеты на Русь, причины этого пока исследованы слабо. Многие видят в этом последствия крестовых походов, которые наложили свой отпеча­ток на перестройку денежного хозяйства, и, как следствие, прекра­щение монетного экспорта. Борьба за «монетную регалию», т. е. за право производства монеты, ужесточилась, и внутренняя потребность з ней самого Запада усилилась. Города стремились к разделению этого пра­ва со светскими и духовными владетелями. В то же время происходило уси­ление эксплуатации монетной регалии феодалами, постоянное обновле­ние монеты путем принудительной перечеканки всего серебра, находящегося в обращении, с удержанием процентов за услуги мастерам. В XII в. в обращении появились так называемые «монеты-брактеаты», для производства которых использовались в качестве заготовок не плотные, как ранее, металлические кружки, а более широкие и, соответственно, очень тоненькие. Эти заготовки не были пригодны для двухсторонней чеканки, поэтому монеты теперь изготавливались путем односторонней штамповки. Резчики штемпелей получили простор для творчества, но мо­нета получалась весьма хрупкой. Таким образом, непригодная для длитель­ного обращения монета нуждалась в постоянной перечеканке для восста­новления своей формы, что преподносилось народу как проявление заботы о нем.

Но перестройка денежного хозяйства Западной Европы не могла стать единственной причиной, по которой Русь лишилась привычного прито­ка серебра с Запада. Ведь экономические связи были давно прочно сложе­ны и хорошо налажены и обе стороны могли установить новые формы обмена для удовлетворения обеих сторон.

Вторжение в Прибалтику немецких завоевателей в конце XII в. создало напряженную обстановку на русских западных рубежах, что затруднило мирные торговые связи.

В XIII в. в западных русских землях начинается длительная и ожесто­ченная борьба русского народа с агрессорами. В связи с татаро-монголь­ским нашествием, которое стало величайшим потрясением того времени, для всей Руси складывается совершенно новая экономическая обстанов­ка. Скорее всего, именно это явилось причиной развития одной из мно­гих функций денег — функции накопления, которая стала приоритетной в ущерб другим и способствовала катастрофически быстрому прекраще­нию обращения старого запаса серебра.

После того, как установилось татаро-монгольское владычество, особен­но возросла роль не испытавшего ужасов нашествия Новгорода. Он стал своего рода «воротами», через которые на Русь поступало серебро. Победа в 1242 г. на Чудском озере создала условия для восстановления регулярно­го обмена. В Новгороде привозное серебро принимает привычную и при­емлемую для всей Руси форму новгородских гривен-слитков.

Новгородская гривна имеет форму бруска, с большим весом, чем киевская. Такие «ладьеобразные» слитки встречаются в основном в кладах Приволжья.

Особенностью новгородских слитков, которая не свойственна киев­ским, является присутствие на многих из них какого-либо выцарапанно­го имени. Эти надписи наносились на заказанные изделия в мастерских ливцов. Летописями засвидетельствовано, что профессия ливца предпола­гала, что им является человек, уполномоченный на это от государства. Он же являлся весцом серебра, что указывает на определенные требования и в части грамотности. Характер этих надписей, называющих множество имен, позво­ляет их объяснить как деловые записи ливцов. Литье слитков происходи­ло лишь время от времени, в течение которого ливец при условиях опре­деленного контроля со стороны государства встречался с заказчиками — владельцами «сырого» серебра. Нужно было отмечать принадлежность определенному заказчику таких изготовленных слитков.

Кроме надписей, на этих гривнах встречаются и ряды процарапанных поперечных черт, обычно заканчивающихся наклонной. Эти «заметки» имеют производственный характер.

Гривны всегда отливали в открытых формах, поэтому только верхняя их плоскость застывала более или менее гладко. Боковые же стороны все­гда получались пористые. Таким образом, форма не могла нормировать количество и, следовательно, вес залитого в нее металла. При разливании его непосредственно из тигля в несколько форм недолив или перелив ска­зались бы на весе слитков. Но вес выровнен до такой степени, что не ста­вится под сомнение то, что существовала дозировка металла, выливавше­гося в каждую форму. При этом на большом количестве сохранившихся гривен нет никаких следов после отливочного выравнивания их веса пу­тем удаления излишка или пополнения (доливки). При раскопках в Нов­городе были найдены «льячки». Это своеобразные «ложки» для разливки жидкого металла. Емкость некоторых из них точно соответствует массе новгородского слитка. При переработке достаточно крупной партии сы­рого серебра того или иного заказчика ливец мог сразу произвести раз­лив в формы из одного или нескольких больших тиглей, а остаток серебра возвратить заказчик)’ до следующего передела. При выполнении малых заказов — на один-два слитка — дозировка металла конечно же могла про­изводиться и до плавки по весу серебра. Так, упомянутые выше нарезки на слитках объясняются как пометки потери веса, т. е. разницы в весе «сыро­го» серебра до плавки и отлитого из него слитка, выраженной как часть веса исходного сырья (седьмая, восьмая, двенадцатая и т. п.). Известно, что в более позднее время вопрос потери металла серьезно занимал денеж­ные дворы, его уменьшение после плавки тщательно фиксировалось. Сли­ток с его определенным количеством нарезок как бы представлял именно то серебро, которое было принесено заказчиком и к которому именно этот слиток и должен был вернуться.

Первичной и наиболее привычной формой серебра всегда были моне­ты, поэтому определенные количества одинаковых монет служили мерой веса и ранней гривны-слитка. Слиток же в свою очередь становится ме­рой ценности определенного числа монет и мерой их количества. По всей вероятности, именно таким образом складывается сложный набор поня­тий, связанный с гривной: гривна-вес, гривна серебра.

Новгородская гривна продержалась в обращении до XV в. Так же, как и киевские, новгородские гривны не встречены в кладах с куфическими дирхемами, что говорит о том, что они приходят на смену монетам.

Итак, для времени с середины XII до XIV в. ни в многочисленных кладах слитков, ни по отдельности монеты не были найдены. Во внутреннем об­ращении страны не имеется мелких разменных металлических монет, в качестве них используются шкурки пушного зверя, которые могли исполнять роль платежных единиц в силу своей единообразноеTM и ценнос­ти. В областях, где население существовало за счет охотничьих промыслов, разнообразные поборы, подати принимались в основном шкурками белок

В изучении денежного обращения безмонетного периода имеются свои трудности, так как памятники письменности того времени повсеместно используют ранее сложившуюся терминологию, основывающуюся намно­го раз меняющихся иностранных монетах. Имеющаяся же в широком об­ращении гривенно-кунная система претерпевает свои изменения в каж­дой отдельно взятой местности, имеющей свои особенности счета. Местами происходит увеличение количества гривен кун в гривне сереб­ра, появляются новые понятия, такие как, например, «мортки». Малые пла­тежные единицы прошлого времени, которые уже давно прекратили свое существование, по-прежнему используются в обиходе, став своего рода коэффициентами, арифметическими величинами.

Это достоверно известно в отношении одного из видов реальных пла­тежных ценностей — пушнины — и засвидетельствовано несколько более поздними документами: за платеж, выраженный в рублях, расчет произ­водился фактически шкурками белки, почему и указывалось иногда их ко­личество, приравнивавшееся к рублю.

Куны, резаны и другие платежные единицы ХII-ХIII вв. все еще остают­ся загадкой. Как и раньше, куны все еще являются деньгами, но они не яв­ляются монетами, сделанными из металла. Существовало учение о «кожа­ных деньгах», которое рассматривало в виде разменных денег лоскуты меха и кожи, имевшие широкое хождение в качестве средств платежа. За не­сколько лет до начала чеканки собственной монеты в Новгороде летопись сообщает, что в 1410 г. новгородцы «начаша торговать промежи себе лобци гроши литовскими и артугы немецкими, а куны отложиша».

Новгород считался всегда основным центром обращения кожаных де­нег. Здесь в наше время проводились очень крупные по своим масштабам раскопки, которые имели огромное значение для изучения истории на­шей страны и ее денежной системы. Но среди найденных изделий из кожи, дошедших до нас в своей первоначальной красе или в виде уцелевших ча­стей и обрывков, не нашлось ничего, что могло бы в свое время выполнять функцию платежных единиц. Также обстоит дело с проведенными раскоп­ками в других городах — Пскове, Старой Ладоге, Белоозере. Это заставляет продолжить изучение всех деталей, которые могут прояснить особенности товарно-денежного обращения Русского государства в древности, особен­но малых платежных единиц.

В раскопках были найдены некоторые изделия, которые имеют призна­ки массовости, являясь при этом стандартизированными, что могло сви­детельствовать о том, что они играли роль в денежном обращении. Их рас­пространение идет как бы по стопам денежного обращения предыдущего времени. Этими изделиями являются волынские шиферные пряслица, стек­лянные браслеты и бусы.

В договоре 1269-1270 гг., строго деловом документе, засвидетельство­ваны торговые отношения, платежными средствами которых являлись capita martarorum — головки куниц. Через сто с лишним лет де Ланнуа зас­видетельствовал, что в Новгороде все еще в качестве платежных средств использовались testes des gris et des martres, все те же головки белок и ку­ниц. Если эти фразы перевести на русский язык, то кажется очевидным, что идентичным названием окажется «мордка», «мордкуней».

Летописи, писавшие о начале обращения монеты в Новгороде и в Пско­ве, ничего не говорили о прекращении хождения наряду с кунами и век­шей (белок). Векши и после оставались в ходу как платежное средство. Монеты же стали заменой куны. Опираясь на те же самые источники, мы можем теперь говорить о том, что куна и мортка были равны друг другу. Так, в одном упоминании куны объясняется, что «еже есть морд куней», «еще есть мордки куные», в другом — «оставиша торговати куньими мордьками». О жителях Пскова в том же описании перехода на серебряную моне­ту говорится, что они «мортки оставиша».

Информация о рыночных платежах и ценах того времени, которая дош­ла до нас благодаря летописям, говорит одновременно о серебре в слит­ках как о крупной денежной единице и кунах и векшах (иногда упоминая мортки) в качестве разменной единицы. Тем не менее в них нет указаний на то, в каком соотношении использовались серебро и разменные едини­цы. Эта сформировавшаяся денежная система была довольно стабильной, не изменяясь даже при неурожае, когда цены подскакивали с катастрофи­ческой быстротой, хотя это не присуще для денег, не имеющих внутрен­ней стоимости.

При новгородских и псковских раскопках в археологических комплек­сах Руси XII-XIII вв. встречаются раковины каури, в погребениях псковс­кой земли они заменяют куны-монеты, несколько раз дойдя до нас даже в виде кладов.

Причем они были встречены в кладах Северо-Восточной Европы и Руси, содержащих куфические и западно-европейские монеты. Эти раковины размером со сливу со времен древности перевозились с островов Индий­ского океана и в Африку, и в Европу, имели хождение в античном мире. В Африке и Азии они являлись платежным средством в течение тысячеле­тий. На Руси эти раковины тоже были хорошо знакомы и использовались как средство платежа. Причем в каждой области им давалось свое назва­ние — «жуковина», «ужовка», «жерновка» и «жаде — змеиная головка».

Мой блог находят по следующим фразам

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *